Сергей Наровчатов
Аминь, рассыпьтесь, горести и грусть! Гляжу на женщин, кланяюсь знакомым, От ветра щурюсь, в облака смотрюсь И верю непридуманным законам.
Земля встает в извечной новизне, На черных ветках лопаются почки, Являя людям, птицам и весне Прославленные клейкие листочки.
А на бульваре — легковейный дым, Адамы те же и все те же Евы. Со всех сторон к избранникам своим Спешат навстречу ласковые девы.
Тверда земля и тверд небесный кров, Прозрачно небо и прозрачны души, Но не уйти от неких странных слов, Вгнездились в память, натрудили уши.
Нейтрон, протон, нейтрино, позитрон... С усмешкой вспомнишь неделимый атом!— Не зная верха, низа и сторон, Метут метелью в веществе разъятом.
Доверясь новонайденным словам, Дробясь на бесконечные частицы, Мой глупый мир вовсю трещит по швам И цельность сохранить уже не тщится.
С былых понятий сорвана узда, И кажется, все в мире стало дробно, А надо мной вечерняя звезда Сияет целомудренно и скромно.
К звезде опять стремятся сотни глаз, И что им позитроны и нейтрино, Раз на Тверском бульваре в этот час Все неделимо, цельно и едино.
Так пусть все встанет на свои места, Как прежде, воздух станет просто — воздух, Простой листвой останется листва, Простое небо будет просто в звездах.
Проходим перроном, молодые до неприличия, Утреннюю сводку оживленно комментируя. Оружие личное, Знаки различия, Ремни непривычные: Командиры!
Поезд на Брянск. Голубой, как вчерашние Тосты и речи, прощальные здравицы. И дождь над вокзалом. И крыши влажные. И асфальт на перроне. Все нам нравится!
Семафор на пути отправленье маячит. (После поймем — в окруженье прямо!) А мама задумалась... — Что ты, мама? — На вторую войну уходишь, мальчик!
Сказками я с дочкой провожаю Каждый день вечернюю зарю: Коням в стойлах гривы заплетаю, Перстни красным девушкам дарю.
И от перьев пойманной жар-птицы Обгорают пальцы у меня, А звезда во лбу у царь-девицы Светит ночью ярче света дня.
Но в глаза мне дочка смотрит прямо: - Расскажи мне сказку поновей, Сказку, что когда-то ты и мама Полюбили в юности своей.
Ох, как не люблю я просьбы эти!... Все ж придется рассказать. Изволь, Ну, так вот. Жила-была на свете Девочка по имени Ассоль.
Странная она была девчонка - Только к морю направляла взгляд, Принимая каждую лодчонку За пунцовопарусный фрегат.
Платьишко - заплата на заплате. Но упрямо сжат был дерзкий рот; "Капитан приедет на фрегате, И меня с собою заберет!"
Как жилось девчонке этой трудно, Легче даже Золушке жилось! Но уж как мечталось непробудно! А в мечтах и радости и злость.
Злость к подругам, к мелочным соседям, Для которых сказка - лишь обман, Кто твердит: "Вовеки не приедет Твой великолепный капитан".
Зависть не нуждалась и в ответе!.. Ветром принесло морскую соль, И, ее вдохнувши, на рассвете Выбежала на берег Ассоль.
Море ноги ей расцеловало, А она, легко вбежав в прибой, Даже чаек крик перекричала, И ее услышал рулевой.
Брызги волн ей замочили юбку, Холоден был утренний туман... Но уже неслась навстречу шлюпка, И стоял на шлюпке капитан.
У Ассоль спросил он только имя, И тогда-то, ослепив глаза, Сказка окаянная над ними Алые взметнула паруса!
Так я дочку развлекаю к ночи... Пусть про нас с усмешкой говорят, Что от парусов остались клочья И на камни наскочил фрегат.
А на этих клочьях только дыры, Да и те, мол, выточила моль, Что половиками для квартиры Бросила их под ноги Ассоль.
Что, мол, капитан теперь в отставке, Путь его - не впрямь, а наугад... Дочка! Мы внесем свои поправки: Люди ведь неправду говорят!
Дочка отвечает: - Что за толки! Мы рассеем их за полчаса. Я сама сумею без иголки, Снова сшить такие паруса,
Что корабль сорвется сразу с мели, Полетит в морскую синеву...- Только бы мы вместе захотели Эту сказку вспомнить наяву!
Я домой притащил волчонка. Он испуганно в угол взглянул, Где дружили баян и чечетка С неушедшими в караул.
Я прикрикнул на них: - Кончайте! Накормил, отогрел, уложил И шинелью чужое несчастье От счастливых друзей укрыл.
Стал рассказывать глупые сказки, Сам придумывал их на ходу, Чтоб хоть раз взглянул без опаски, Чтоб на миг позабыл беду.
Но не верит словам привета... Не навечно ли выжгли взгляд Черный пепел варшавского гетто, Катакомб сладковатый смрад?
Он узнал, как бессудной ночью Правит суд немецкий свинец, Оттого и смотрит по-волчьи Семилетний этот птенец.
Все видавший на белом свете, Изболевшей склоняюсь душой Перед вами, еврейские дети, Искалеченные войной...
Засыпает усталый волчонок, Под шинелью свернувшись в клубок, Про котов не дослушав ученых, Про доверчивый колобок.
Без семьи, без родных, без народа... Стань же мальчику в черный год Ближе близких, советская рота, Вместе с ротой - советский народ!
И сегодня, у стен Пултуска, Пусть в сердцах сольются навек Оба слова - еврей и русский - В слове радостном - человек!
Ах, как он плещет, снегопад старинный, Как блещет снег в сиянье фонарей! Звенит метель Ириной и Мариной Забытых январей и февралей.
Звенит метель счастливыми слезами, По-девичьи, несведуще, звенит, Мальчишескими крепнет голосами, А те в зенит... Но где у них зенит?!
И вдруг оборвались на верхней ноте, Пронзительной, тоскливой, горевой... Смятенно и мятежно, на излете Звучит она над призрачной Москвой,
А я иду моим седым Арбатом, Твержу слова чужие невпопад... По переулкам узким и горбатым Опять старинный плещет снегопад.
Я осень давно не встречал в лесу И, удивленный, глазею в оба, Как в тихих ладонях ветры несут Кленовое золото высшей пробы.
Как на юру, выгорая дотла, Спеша на тщеславье богатство выменять, Сыплют червонцами вяз и ветла И другие, которых не знаю по имени.
Я даже забыл, что идет война, А чтоб до войны до этой добраться, Лишь из лесу выйди — дорога видна, И шесть километров в сторону Брянска.
Юностью ранней Нас привечал Ветер скитаний Песнью начал. В этих началах Места не знали Горесть усталых Горечь печали.
Вестники сердца Юной земли - В них заглядеться Мы не смогли. Боль переспоря, Не уставали В противоборье С силой печали.
В схватке ль опасной, В вихре свинца Мы не подвластны Песне конца. Юностью ранней Нас привечал Ветер скитаний Песнью начал.
Много злата получив в дорогу, Я бесценный разменял металл, Мало дал я Дьяволу и Богу, Слишком много Кесарю отдал.
Потому что зло и окаянно Я сумы страшился и тюрьмы, Откровенье помня Иоанна, Жил я по Евангелью Фомы.
Ты ли нагадала и напела, Ведьма древней русской маеты, Чтоб любой уездный Кампанелла Метил во вселенские Христы.
И каких судеб во измененье Присудил мне Дьявол или Бог Поиски четвертых измерений В мире, умещающемся в трех.
Нет, не ради славы и награды, От великой боли и красы, Никогда взыскующие грады Не переведутся на Руси!
На рейдах в ночи лунные По-девичьи, во сне, Чуть слышно бредят шхуны О завтрашней весне.
Пускай на мачтах иней, Пусть кили вмерзли в лед,- Им виден в дымке синей Далеких солнц восход.
Разломанные глыбы, Растопленные льды, Зеленые изгибы Бунтующей воды.
И в высях небывалых, В преддверье небылиц, На одиноких скалах Гнездовья белых птиц.
За ними, в отдаленье, В игре дневных теней, Лежбища тюленей Меж голубых полей.
Летучее скольженье По пенистым волнам И счастье возвращенья К знакомым берегам.
Когда без проволочки Подхватят на лету С белужьим жиром бочки Грузчики в порту.
Когда откроют склады Густой толпе мехов, Которые их рады Заполнить до верхов.
Когда в высоком зданье, Точней, чем с давних слов, Наметят очертанья Полярных островов...
На рейдах в ночи лунные По-девичьи, во сне, Чуть слышно бредят шхуны О завтрашней весне.
В день, когда навек угаснут силы, В сердце не останется огня, Соберутся у моей могилы Женщины, любившие меня.
В ясный день чуть видный свет заблещет, И, от горя изжелта-бледна, Надо мной лучи свои расплещет Скромная красавица луна.
Частых звезд усеют небо гроздья - Знают звезды, как я их люблю!- И сорвутся и помчатся звезды, Упадут на мать сыру-землю,
И смолистые обронят слезы Северные сосны в этот день, Тульские расплачутся березы, Загорюет волжская сирень.
И, простив мне грубые замашки - Я ромашки рвал, чтобы гадать,- Лепестки протянут мне ромашки, Чтоб меня хоть раз поцеловать.
И, грустя о вольном человеке, Вольную свою возвысив речь, Зашумят и забушуют реки: "Без тебя нам скучно к морю течь!"
И вот тут от края и до края Всколыхнется русская земля, Молвит: "Я тебя не принимаю, Встань, взгляни на долы и поля!
Многое видала каждый день я, Молода, хоть и стара на вид. Так же, как люблю я дни рожденья, Так же не люблю я панихид.
Был ты окружен моей заботой, Ты ее пока не оправдал... Поднимайся! И сполна работой Все отдай, что взял, но не отдал!"
И тогда-то весело и гневно, Не в пример другим друзьям моим, Дерзко скажет Ольга свет Сергевна: - Мы его сейчас же воскресим!
И, смеясь, целуя в обе щеки, Шепчет дочь, нимало не скорбя: - Помоги мне выучить уроки, Двойку получу я без тебя!
Матери и дочке подчиняясь (Мне всего дороже дочь и мать), Я рывком из гроба поднимаюсь Жизнь и продолжать и начинать,
С памятью об этом чудном чуде Долго я на свете буду жить, Буду жить, пока не скажут люди: - Все, что мог, сумел он совершить!
Мы дни раздарили вокзалам! И вот - ворвалось в бытие Пургой, камнепадом, обвалом Неслышное слово твое.
Рожденная гордой и горькой, Прямая, как тень от угла, Ты руку, иконоборкой, На счастье мое подняла.
Ты напрочь уходишь, чужая, И в пору занять у тебя Любить, ничего не прощая, Прощать, ничего не любя.
Обугленный взгляд исподлобья!.. Не сдержит ни шепот, ни крик Мое бытовое подобье, Мой грустный и вечный двойник.
Вот и отобрана ты у меня!.. Неопытен в древней науке, Я бой проиграл, пораженье кляня, Долгой и трудной разлуке.
Я бился, как за глухое село, Патроны истратив без счета. Со свистом и руганью, в рост и в лоб В штыковую выходит рота.
И село превращает в столицу борьба, И вечером невеселым Догорает Одессой простая изба И Севастополем - школа.
Бой проигран. Потери не в счет. В любовь поверив, как в ненависть, Я сейчас отступаю, чтоб день или год Силы копить и разведывать.
И удачу с расчетом спаяв, опять Каким-нибудь утром нечаянным Ворваться и с боем тебя отобрать Всю - до последней окраины!
Оле сон тридевятый снится, Снится в ярких цветах земля. Пусть приснится моей синице, Что я в небе словил журавля.
Непогожая долгая осень Загостилась на нашем дворе, Но дыхание будущих весен Чутко чувствую я в ноябре.
Нелегко мне давалась зрелость, Жил в сумятице и кутерьме, Тем сильнее сейчас разгорелась Вера в новое счастье во мне.
Просыпайся же, дочка России! К нам в окно постучалась весна. Протирай-ка глаза голубые, Босиком пробегись до окна!
Нет, тебе это вовсе не снится, И весны ты встречаешь приход. Погляди, как сегодня столица Вся цветами большими цветет!
Никогда ты над Волгой в апреле - Ты ведь помнишь ее берега?- Не видала, чтоб так заалели От цветов заливные луга.
Погляди, как знамена полощут, Как бушуют они над Москвой! Это люди на Красную площадь Потекли многошумной рекой.
Ну, так выйдем вдвоем из квартиры. Впрямь на улицах нынче весна. Праздник светлой свободы и мира В это утро встречает страна.
Песни бурным текут половодьем, Вихри плясок, куда ни взгляни, Мы до вечера нынче проходим Посреди миллионной родни
По приветливой нашей столице, Где в созвездьях бессчетных огней Дарит праздник усталой синице Сотни сказочных журавлей!
Не будет ничего тошнее, Живи еще хоть сотню лет, Чем эта мокрая траншея, Чем этот серенький рассвет.
Стою в намокшей плащ-палатке, Надвинув каску на глаза, Ругая всласть и без оглядки Все то, что можно и нельзя.
Сегодня лопнуло терпенье, Осточертел проклятый дождь,- Пока поднимут в наступленье, До ручки, кажется, дойдешь.
Ведь как-никак мы в сорок пятом, Победа - вот она! Видна! Выходит срок служить солдатам, А лишь окончится война, Тогда - то, главное, случится!..
И мне, мальчишке, невдомек, Что ничего не приключится, Чего б я лучше делать смог.
Что ни главнее, ни важнее Я не увижу в сотню лет, Чем эта мокрая траншея, Чем этот серенький рассвет.
Мы глохли от звона недельных бессонниц, Осколков и пуль, испохабивших падь, Где люди луну принимали за солнце, Не веря, что солнцу положено спать.
Враг наседал. И опять дорожали Бинты, как патроны. Издалека Трубка ругалась. И снова держались Насмерть четыре активных штыка.
Потом приходила подмога. К рассвету Сон, как приказ, пробегал по рядам. А где-то уже набирались газеты. И страна узнавала про все. А уж там
О нас начинались сказанья и были, Хоть висла в землянках смердящая вонь, Когда с санитарами песни мы выли И водкой глушили антонов огонь.